некоммерческий независимый интернет-проект
УДМУРТОЛОГИЯ
удмуртский научно-культурный информационный портал
главная страница
новости портала
поиск

наши проекты

Изучение
удмуртского языка


Удмуртские шрифты и раскладки

Первый
удмуртский
форум


Каталог
удмуртских
сайтов


Удмуртский национальный интернет

Научная
библиотека


Геральдика
Удмуртии


Сайт Дениса
Сахарных


обратная связь
благодарности

дружественные
проекты

Википедия
удмурт кылын


Научный журнал
«ИДНАКАР»


Магазин
«Сделано в Удмуртии»


Ethnic Radio

РуссоВекс

Книги Удмуртии –
почтой


Удмурт блог
Романа Романова


UdmOrt.ru

Ошмесдинь
научная библиотека

Владимир Чураков

К ИССЛЕДОВАНИЮ ЭТНИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ УДМУРТОВ

Издано: Чураков В. С. К исследованию этнической истории удмуртов // Цивилизации народов Поволжья и Приуралья: Сб. науч. статей по материалам междунар. науч. конф. Т. I. Проблемы археологии и этнографии. Чебоксары, 2006. С. 275-286. Также публиковалось в интернете на сайте «Этнонет».

В истории изучения этнической истории удмуртов можно выделить ряд этапов. Прежде всего, следует остановиться на высказываниях авторов XVIII – середины XIX вв., для которых определенным, весьма условным аналогом современной проблемы этнической истории выступала проблема появления народа на занимаемой им территории. Так, если Ф.-И. Страленберг, ошибочно полагавший, что самоназванием удмуртов является слово ар, видел в них прямых потомков античных аримфеев[1] , то Г. Ф. Миллер, верно указывая на оплошность своего предшественника, тем не менее на основе сопоставления все того же тюркского обозначения удмуртов (ар) и названия одного из народов Сибири (аринцев), считал, что в места своего проживания удмурты пришли с берегов Енисея [2]. Воспользовавшись русским названием удмуртов воть, вотяки В. Н. Татищев связал их с водским (самоназв. vadja; др.-рус. водь) населением Вотской пятины Великого Новгорода[3] . В начале XIX в. А. И. Вештомов – автор первого исторического сочинения относительно прошлого Вятки – сопоставив этноним вотяк с названием летописного племени вятичей, пришел к неверному выводу о Волго-Окском междуречье как районе, в котором проживали удмурты до своего переселения на берега Камы и Вятки [4]. В череде подобных изысканий не осталось в стороне и самоназвание удмуртов. Упомянутый уже Вештомов сопоставлял удмуртов («удинов») с будинами Геродота[5] . В свою очередь Э. И. Эйхвальд высказал мнение, что название реки Уда в Забайкалье свидетельствует о былом проживании там удмуртов[6] . В основе всех подобных суждений, весьма популярных в той или иной интерпретации у ряда авторов второй половины XIX в., была попытка через сопоставление эндо- и экзоэтнонимов удмуртов с созвучными названиями древних и современных народов установить возможный регион их проживания до, что называется, «обретения родины» в Прикамье. Определенной реминисценцией данного подхода явились две гипотезы, выдвинутые в конце XIX – начале XX в.: согласно представлениям Г. Е. Верещагина удмурты являли собой выходцев из Индии[7] , по мнению же И. С. Михеева удмурты могли быть ответвлением кавказских удинов[8] .

Начавшееся в 60-70-х гг. XIX в. целенаправленное археологическое исследование территории Прикамья, хронологически совпавшее со значительным увеличением данных этнографических наблюдений удмуртов, знаменовали собой переход на новый этап в области изучения истории удмуртского народа. Первым общую концепцию исторического развития или, как бы мы сейчас сказали, этнической истории удмуртов, изложил на страницах своих трудов А. А. Спицын, хотя, необходимо заметить, что самый вопрос о формировании удмуртского народа как таковой им не рассматривался. Ученый ограничился констатацией: «вотяки заняли Вятский край в глубокой древности и до сих пор не вышли за его пределы»[9] .

Используя сообщение собирателя удмуртского фольклора Б. Г. Гаврилова о существовании у удмуртов подразделений ватка и калмез [10], А. А. Спицын определил для первых исходным районом проживания бассейн Вятки от устья Моломы до устья Чепцы и вдоль течения последней до впадения в нее Косы, «т. е. до границ чудских поселений» [11], второе же удмуртское «племя» занимало, по его мнению, более южные земли в бассейне Пижмы - правого притока Вятки. Освоение верхней Вятки русскими, а средней марийцами привело к тому, что около XIV в. ватка вынуждены были передвинуться на среднюю и верхнюю Чепцу, а калмезы освоить бассейн Кильмези и Валы[12] . Из представленной концепции, по признанию ее автора, выпадают удмурты, проживавшие в тогдашнем Сарапульском уезде, относительно прошлого которых А. А. Спицын не смог дать «никакого ответа». В целом, вышеизложенная гипотеза была поддержана и И. Н. Смирновым, автором обобщающей историко-этнографической работы «Вотяки», который внес лишь незначительные коррективы, касающиеся времени переселения удмуртов с р. Вятки на современную территорию, отнеся его к XII–XIII вв., а также предположил, что в ходе переселения часть пижемских удмуртов ушла на нижнюю Вятку в «Арскую землю»[13] .

Несколько иную точку зрения относительно расселения удмуртов в прошлом занял М. Г. Худяков. Воспользовавшись тем же сообщением Б. Г. Гаврилова о ватка и калмезах, он вопреки содержащемуся в нем утверждению, что на Чепцу удмурты-калмезы проникли из бассейна Кильмези, разворачивает в обратном направлении их колонизационное движение. Согласно М. Г. Худякову калмезы были вытеснены с территории своего изначального обитания на р. Чепце удмуртами-ватка, которые, в свою очередь, были вынуждены покинуть свои земли на Вятке под давлением русских. Изгнанные с Чепцы калмезы заселили бассейн Кильмези, вытеснив оттуда «чудь» и марийцев[14] . Поскольку, в отличие от своих предшественников М.Г.Худяков был против изначального помещения калмезов на Вятке, то для объяснения появления современной завятской группы удмуртов он выдвинул гипотезу, что удмуртами-ватка и калмезами не ограничивается число удмуртских «племен», предположив существование еще одного «племенного центра в Арском крае»[15] . В соответствии с утверждавшимся в этнологии представлением о последовательной консолидации родовых групп в племена, а племенных объединений в народности, исследователь ставил перед собой задачу ретроспективного распределения удмуртских родов по соответствующим «племенам», однако, вынужден был отказаться от ее решения «за недостаточностью данных»[16] . Известные события 30-х гг. не позволили М.Г. Худякову завершить работу над рукописью труда по истории удмуртов.

Исследователи 30-40-х гг., ориентируясь в ключевых вопросах этнической истории удмуртов на схемы своих предшественников, большее внимание уделяли решению частных вопросов. Лишь после войны появилась возможность обобщить их результаты и подвести некоторые итоги. В 1951 г. в 15 выпуске «Записок» Удмуртского научно-исследовательского института публикуются две взаимосвязанные работы А. Ф. Трефилова, претендующие на целостное освещение истории удмуртского народа. Первая из них – «О древности удмуртов» – затрагивает период, предшествовавший вхождению Прикамья в состав Русского государства. Соответственно, вторая посвящена истории «удмуртских племен» в период образования «Русского централизованного государства». В обеих статьях во взглядах исследователя весьма четко прослеживается распространенное в науке того времени представление о поэтапном развитии этнической общности по линии род-племя-народность, совпадающей с линией общественного развития дикость-варварство-цивилизация. А. Ф. Трефилов в древнейших общих предках удмуртов, коми и марийцев видит «родовые коллективы» Западного Приуралья, жившие в III–II тыс. до н. э. В свою очередь, с финалом Пьяноборского периода им связывается оформление уже собственно удмуртских «племен» ватка, калмез и уд, которые, по его мнению, подошли к стадии формирования «племенных союзов» лишь накануне вхождения Прикамья в состав Русского государства[17] .В соответствующем разделе второй статьи, красноречиво озаглавленном «Сложение удмуртской народности», А. Ф. Трефилов приходит к выводу, что «процесс складывания удмуртской народности, начавшийся в XVI столетии, идет в XVII столетии и завершается в первой половине XVIII столетия, в период установления безраздельного господства крепостнических отношений на территории Восточной Европы»[18] .

Новый этап в изучении этнической истории удмуртов (а фактически лишь этногенеза, понимаемого как ранняя часть этнической истории) следует связать с активизацией археологических исследований, совпавших с оформлением в удмуртской этнографии основных постулатов так называемой «воршудной теории», представленных в работах В. Е. Владыкина и М. Г. Атаманова (см. ниже). Первой обобщающей работой этого периода явилась статья В. Ф. Генинга «Этногенез удмуртов по данным археологии», в которой автором ставилась задача выявления на основе новейших для того времени археологических материалов компонентов, принявших участие в формировании удмуртского народа. Чрезмерная «миграционная» составляющая присущая концепции исследователя в дальнейшем привела его к выводу об «угро-самодийских» корнях удмуртских «племен» ватка, калмез и ар. Отмечая слабую к тому времени изученность археологами Прикамских районов, ученый затрудняется проследить «процесс формирования удмуртского народа на этой территории», но, тем не менее, считает возможным сделать заключение, что «основой удмуртского этногенеза явилось население бассейна реки Чепцы», а консолидация «различных племенных групп в единую удмуртскую народность происходила, главным образом, в рамках Русского государства в XV-XVII вв.»[19] . Важным, по сути методологическим, является замечание В. Ф. Генинга о том, что «как показывают археологические материалы, далеко не все ветви пермских языков дожили до наших дней»[20] .

На рубеже 60-70-х гг. к решению проблем этнической истории удмуртов подключается В. Е. Владыкин. Он относит время оформления «древнеудмуртской» этнической общности к концу I тыс. н. э., помещая ее по берегам Вятки. Однако на рубеже I и II тыс. н. э. выход марийцев на среднюю Вятку, по его мнению, приводит к разрушению «древней этнической общности удмуртов». При этом часть населения уходит на юг, где оформляется арская группа удмуртов, другая часть, «известная впоследствии под названием калмезов», начинает колонизацию бассейна р. Кильмезь, а оставшееся возле Вятки удмуртское «племя» ватка «по мере увеличения здесь числа русских поселенцев» уходит на среднее и верхнее течение Чепцы[21] . Очевидно, что представленная В. Е. Владыкиным «в самых общих чертах картина ранней этнической истории удмуртов», практически не отличается от взглядов И. Н. Смирнова, имя которого, впрочем, в тексте даже не упомянуто. Пожалуй, существенным дополнением к гипотезе И. Н. Смирнова, помимо определенной корректировки хронологии, следует отнести привлечение В. Е. Владыкиным предложенной Ф. И. Гордеевым этимологии этнонима удмурт, которое якобы восходит к булгарскому названию р. Вятки. Наконец, согласно взглядам этого автора лишь после вхождения «удмуртского народа в состав русского централизованного государства…появились объективные условия для сложения удмуртской народности»[22] .

Отдельные выводы В. Е. Владыкина в отношении этно-социальной структуры удмуртского этноса, вкупе с разделяемыми им воззрениями М. Г. Атаманова, выступившего в конце 70-х гг. с концепцией «тотемической» основы удмуртской родовой системы, получили широкое распространение в работах исследователей этнической истории удмуртов последней трети XX в. К сожалению в настоящей работе мы не можем в силу ограниченного объема статьи останавливаться на критике их взглядов, условно именуемых нами «воршудной теорией», поэтому отсылаем заинтересованного читателя к нашим публикациям[23] .

В 1987 г. Р.Д. Голдиной была представлена общая схема «этнической истории» пермских народов, основывающаяся на данных археологии. По мнению автора в V–IX вв. «древнеудмуртская общность», связываемая с населением оставившим памятники Пьяноборской и сменивших ее культур, «занимала огромную территорию, включающую низовья и среднее течение р. Белой, правобережье низовьев р. Камы (от устья р. Сивы), нижнее и среднее течение р. Вятки с притоками и Вятско-Ветлужское междуречье». На смену ей пришла «праудмуртская общность», существовавшая в виде как минимум трех крупных объединений, соотносимых с населением, оставившим памятники Чепецкой культуры («одна из групп племени Калмез»), Кочергинской культуры («Калмез, Ватка») и Чумойтлинской культуры («южноудмуртская группа»). По мнению Р. Д. Голдиной, взаимодействие с соседними народами (булгарами, марийцами и русскими) привело к взаимопроникновениям отдельных родовых групп, подготовившим условия для этнической консолидации удмуртов, которая «началась в XVI–XVII вв. в рамках Русского государства» [24].

Несколько иначе на этническую историю удмуртов смотрит М. Г. Иванова. Отмечая, что «в начале II тыс. н. э. на обозначенной территории исторической прародины удмуртов (т. е. территории Вятско-Камского края – В. Ч) единой археологической культуры, подтверждающей факт формирования удмуртской народности, не было» [25], она особое внимание уделяет бассейну Чепцы, полагая, что гипотеза «о значительной роли средневекового чепецкого населения в удмуртском этногенезе при современном состоянии источников представляется состоятельной» [26]. По мнению М. Г. Ивановой, увеличение в XV-XVI вв. русского населения на Вятке привело к значительным перемещениям и смешениям родо-племенных групп удмуртов, что способствовало «процессу сближения культуры северных (ватка – В. Ч.) и южных (калмез – В. Ч.) удмуртов, завершившемуся в XVII в. формированием удмуртской народности»[27] . Более частный вопрос о формировании современных этнографических групп удмуртов на базе древних «племен» ватка и калмез рассматривался в работах Н. И. Шутовой, также полагающей, что «процесс консолидация этноса» удмуртов начался не ранее XVI в.[28] .

В последнее время увидело свет несколько интересных работ С. К. Белых, в которых с новых позиций рассматривается предыстория современных пермских народов. В одной из них автор, в сжатом виде изложив предложенную им модель распада прапермской общности, затронул проблему формирования «единого удмуртского этноса». По мнению С. К. Белых «процесс сложения удмуртского народа был растянут на многие века и происходил одновременно, параллельно и, по сути дела, в тесной связи с процессом распада прапермской общности»[29] , окончательной точкой в котором стала христианизация «предков» коми в XIV-XV вв. В своей работе С. К. Белых совершенно справедливо отмечает распространенную в трудах исследователей ошибку, каковой является «перенос в прошлое современной этнонимической номенклатуры, а именно применение названий современных народов для обозначения носителей тех или иных археологических культур»[30] .

Предваряя наше исследование по затронутой теме мы должны определиться с понятием этническая история, поскольку от того, какой смысл мы вкладываем в него зависит весь дальнейший ход наших рассуждений. Итак, автор, в отличие от своих предшественников, принадлежит к числу тех исследователей, которые полагают, что под конкретной этнической историей следует понимать историю конкретной этнической общности[31] , образовавшейся в результате этногенетических процессов, протекавших у населения определенной территории при определенных условиях. Иными словами, изучая этническую историю удмуртов мы в своем исследовании ограничиваемся лишь тем периодом, в рамках которого существование удмуртского этноса как исторической реальности представляется нам вполне обоснованным фактом. Следовательно, весь, насколько бы продолжительным он не казался различным исследователям, период так называемого этногенеза останется за рамками нашего внимания. Следует также отметить, что особую, возможно, главенствующую роль в ходе формирования этнической общности мы отводим развитию потестарно-политической организации в обществе, находящемся в процессе перехода от варварства к цивилизации. Иными словами, мы разделяем ту точку зрения, согласно которой этносы являются лишь подразделениями населения политического (resp. «геосоциального») образования и, следовательно, «этносы в точном смысле этого слова существуют только в классовом или цивилизованном обществе. В обществе первобытном их нет» [32].

С другой стороны, мы не разделяем уверенности отдельных исследователей и, прежде всего, авторов «воршудной теории», в особой архаичности этносоциальной структуры удмуртского народа, а именно, рассматриваем удмуртскую родовую организацию, в основе которой лежал патрилинейный генеалогический род (удм. выжы), как вполне соответствующую реалиям традиционного крестьянского доиндустриального общества[33] . Наконец, в отличие от господствующих в современной литературе взглядов на внутриэтнические подразделения удмуртов ватка и калмез как на осколки «племенных» (resp. относящихся к периоду первобытности) общностей, мы видим в них сугубо территориальные объединения[34] .

Итак, мы полагаем, что формирование удмуртского этноса в целом заканчивается уже к рубежу I – II тыс. н. э., причем территория на которой протекали завершающие стадии этногенеза удмуртов, по всей видимости, находилась в южном Прикамье и примерно соответствовала современным северо-западным районам Татарстана, юго-восточным районам Кировской области и юго-западным районам Удмуртии. В пользу данного предположения свидетельствует история расселения по территории Вятско-Камского края представителей различных удмуртских родов. Проанализированные нами источники убедительно показывают, что старейшие родовые центры удмуртов, принадлежащих к наиболее древним (существовавшим ранее XVI в.) родам Дурга, Дцкъя, Жикъя, Какся, Можга, Омга, Пельга, Пурга, Салья, Сцръя, Сюра, Тукля, Уча, Чабъя, Чола, Шудья, Эгра, Юмья, возникли в пределах указанной нами территории. В качестве косвенных доказательств нашей гипотезы обратим внимание на следующие факты: 1) наличие в удмуртском языке, в отличие от коми, сепаратных протославянских заимствований, свидетельствует о более тесных контактах предков первых с протославянским населением, оставившим в Нижнем Прикамье памятники Именьковской археологической культуры (IV–VII вв. н. э.)[35] ; 2) как показывают данные ономастики, правобережье Волги в районе впадения в нее Камы являлось еще на рубеже I-II тыс. н. э. периферией расселения буртасов [36], язык которых, по наиболее обоснованной гипотезе, принадлежал к иранской группе[37] . Возможно, именно у буртасов возник этноним для обозначения своих северо-восточных соседей, впоследствии ставший самоназванием удмуртов – др.-удм. *odomort < иран. *antamarta ‘житель пограничья, окраины' [38] (судя по лингвистическим данным, деназализация в пермских языках являлась актуальной по крайней мере еще в конце I – начале II тыс. н. э. Ср. удм. gubi // праслав. *gonba ‘гриб'; удм. куды // чув. кунтa ‘лукошко', удм. диал. кудыр // чув. хaнтaр ‘бобр'; но, удм. устар. кандэлем // чув. устар. кянтелен ‘свидетель'); 3) на особые отношениях удмуртов с булгарами указывает значительное количество булгарских заимствований в удмуртском языке, в разы превышающее число булгаризмов в языке коми [39].

Об оформлении в указанном нами районе некоего этнополитического образования свидетельствуют и письменные источники. Так, уже в письме хазарского кагана Иосифа, относящегося к 960-м гг., в числе названных им народов, живущих «на берегах р. Итиль», упоминается и народ ар[40] (вопреки утвердившемуся мнению, слово арису в тексте письма следует рассматривать не как искаженное эрзя, нокак непроизвольное слияние названий народов ар и ису[41] ). Менее чем через два века о существовании у Булгарии зависимой области (вилайета) Ару пишет ал-Гарнати, причем он сообщает, что лично общался с выходцами из нее и из области (вилайета) Ису в период своего пребывания в Булгаре зимой 1135/6 г. [42] Спустя чуть более 200 лет на страницах русских летописей под 1379/80 г. мы встречаем упоминание Арской земли в связи с разгромом в ее пределах отряда вятчан [43]. Наконец, безусловно, именно по отношению к данной территории опять же в русских летописях под 1469 г. упоминается в качестве составной части Казанского ханства Вотятская земля [44]. Практически, это все письменные известия за почти 500-летнюю историю удмуртов с середины X по середину XV в., что, безусловно, затрудняет подробное освещение данного этапа этнической истории удмуртов. Однако, привлекая другие источники в общих чертах ее все же можно представить. Сразу следует отметить, что в начале II тыс. н. э. какая-то группа удмуртов вошла в особо тесные сношения с булгарами, положив начало оформлению, возможно первоначально в качестве этно-сословной группы, бесермян[45] . В то же самое время, в особенности после разгрома Булгарии монголами, удмуртами продолжалась колонизация внутренних районов края. Топография Вятско-Камского междуречья ярко свидетельствует, что освоение ими под пашню лесных массивов шло вдоль рек Кильмезь, Вала, Умяк, Тойма, Иж и их притоков, с общим преобладающим направлением на север, северо-восток.

Новый этап в этнической истории удмуртов начинается со второй половины XV в., когда усилившееся Московское княжество заявило о своих притязаниях на Вятско-Камский край. Около 1462 г. Иван III наделил выходца из улуса Нукус[46] Мангытского юрта Кара-бека поместьем недалеко от гг. Вятки и Слободского[47] . Причем, очевидно, Кара-беку предписывалось приглашать на свои земли под свое управление людей «из зарубежья», каковым в тех условиях выступала Арская сторона Казанского ханства. Это же требование неоднократно повторялось в грамотах Василия III и Ивана IV, выданных потомкам Кара-бека [48]. Так было положено начало формированию территориальной группы удмуртов ватка (т.е. удмуртов, живших в Вятской земле; удмуртов-вятчан), которую составили выходцы с Нижней Вятки, принадлежавшие к родам Дурга, Сюра, Чабъя и Чола. Вместе с удмуртами на Вятку перешла и часть бесермян (в источниках чуваша). Здесь необходимо заметить, что небольшие группы удмуртов (купцы, полон и попросту мигранты) проживали, вероятно, на Вятке и ранее. Во всяком случае, весьма правдоподобно выглядит отождествление сырьян Епифания Премудрого (ок. 1396 г.)[49] с удмуртами Сырьянского стана (1557 г.)[50] , которые могли принадлежать к роду Сцръя с Нижней Вятки. Удмуртское население верхневятских Сыръянского и Лужановского станов находилось непосредственно на границе с теми коми, значительное число которых в XVI–XVII вв. переселилось в Зюздинский край и Пермь Великую, оказавшись таким образом общей популяционной составляющей юго-западных коми-зырян и коми-пермяков[51] . Очевидно, следами установившихся в тот период ареальных контактов, следует объяснять отмечаемые многими лингвистами общие лексико-семантические и морфологические явления в соответствующих диалектах коми-зырянского, коми-пермяцкого и удмуртского языков[52] .

В начале XVI в. происходит освоение удмуртами Чепецкого бассейна, который до этого около двух столетий, после прекращения функционирования в XIV в. последних поселений Чепецкой археологической культуры (IX-XIV вв.), оставался практически незаселенным. Об этом красноречиво свидетельствуют сохранившиеся материалы переписей XVII столетия[53] , а также практически полное отсутствие здесь крупных родовых территорий, принадлежащих старейшим удмуртским родам (см. выше) что, очевидно, следует объяснять утратой к тому времени значимости родовой солидарности – явлении весьма позднем (по видимому именно этим следует объяснять отсутствие, за редким исключением, в составе североудмуртских ойконимов родовых названий, что резко контрастирует с южными и центральными районами проживания удмуртов). В колонизации Чепцы приняли участие как удмурты ватка с бесермянами (двигались вверх по течению), так и удмурты, проникшие на Верхнюю и Среднюю Чепцу из бассейна Кильмези (т. е. удмурты калмезы). Причем, судя по сохранившимся грамотам, способствовали этому процессу заинтересованные в нем каринские князья – потомки Кара-бека[54] , которые в начале XVI в. получили от Ивана III «Чепцу от истоков ее до устья»[55] . После присоединения к Русскому государству Казанского ханства, наметилось еще одно направление миграции удмуртов – башкирские земли, а именно Буйско-Таныпское междуречье. Такова, на наш взгляд, в общих чертах этническая история удмуртов в X–XVI в.

Концом XVI в. мы заканчиваем наш обзор этнической истории удмуртов. Материалы следующего XVII столетия непосредственно стыкуются с данными Ландратской переписи 1716-1717 гг., свидетельствующими, что к началу XVIII в. уже сложилась современная карта расселения удмуртов. К этому же времени относится и фиксация самоназвания удмуртов: в 1726 г. Д. Г. Мессершмидтом на крайнем северо-востоке их расселения (Uhd-Murt) [56] и в 1733 г. Г. Ф. Миллером на юго-западной окраине удмуртской территории (Ud-murt) [57]. Это обстоятельство, в ряду изложенных выше, также косвенно показывает, что точка зрения о достаточно позднем сложении удмуртского этноса, встречающаяся в работах значительного числа авторов, неубедительна.


[1] Strahlenberg PH.-J. Das Nord und Цstlische Theil von Europa und Asia, Stockholm, 1730. – С. 76.

[2] Миллер Г.Ф. История Сибири. Том I. М.-Л.Изд-во АН СССР, 1937. – С. 25.

[3] Татищев В.Н. Избранные труды по географии России. М.: Географгиз, 1950. – С. 176.

[4] Вештомов А.И. История вятчан…с 1181 по 1781 г… // Известия Общества археологии, истории и этнографии. Т. XXIV. Вып. 1–2. Казань, 1908. – С. 3.

[5] Вештомов А.И. История вятчан…с 1181 по 1781 г… // Известия Общества археологии, истории и этнографии. Т. XXIV. Вып. 1–2. Казань, 1908. – С. 4.

[6] Смирнов И.Н. Вотяки // Известия Общества археологии, истории и этнографии. Т. VIII. Вып. 2. Казань, 1890. – С. 12.

[7] Верещагин Г.Е. К вопросу о происхождении вотяков и их верований // Труды Научного общества по изучению Вотского края. Вып. 2. Ижевск, 1926. – С. 14.

[8] Герд К.П. К вопросу о происхождении вотяков: удины и уды // Труды Научного общества по изучению Вотского края. Вып. 2. Ижевск, 1926. – С. 91.

[9] Спицын А.А. Приуральский край. Археологические розыскания о древнейших обитателях Вятской губернии // Материалы по археологии восточных губерний России. Вып. 1. М., 1893. – С. 93.

[10] Гаврилов Б.Г. Произведения народной словесности, обряды и поверья вотяков Казанской и Вятской губерний. Казань, 1880. – С. 148–150.

[11] Спицын А.А. Приуральский край. Археологические розыскания о древнейших обитателях Вятской губернии // Материалы по археологии восточных губерний России. Вып. 1. М., 1893. – С. 95.

[12] Спицын А.А. Приуральский край. Археологические розыскания о древнейших обитателях Вятской губернии // Материалы по археологии восточных губерний России. Вып. 1. М., 1893. – С. 96–97.

[13] Смирнов И.Н. Вотяки // Известия Общества археологии, истории и этнографии. Т. VIII. Вып. 2. Казань, 1890. – С. 13–21.

[14] Худяков М.Г. Древности Малмыжского уезда // Труды Вятской Ученой архивной комиссии. Вып. 1–2. Отд. III. Вятка, 1917. – С. 36–41.

[15] Худяков М.Г. Вотские родовые деления // Известия Общества археологии, истории и этнографии. Т. XXX. Вып. 3. Казань, 1920. – С. 347.

[16] Худяков М.Г. Вотские родовые деления // Известия Общества археологии, истории и этнографии. Т. XXX. Вып. 3. Казань, 1920. – С. 355.

[17] Трефилов А.Ф. О древности удмуртов // Ученые записки НИИ при СМ УАССР. Вып. 15. Ижевск, 1951. – С. 61–64.

[18] Трефилов А.Ф. Удмурты в период образования Русского централизованного государства в XV – XVI веках // Ученые записки НИИ при СМ УАССР. Вып. 15. Ижевск, 1951. – С. 101.

[19] Генинг В.Ф. Этногенез удмуртов по данным археологии // Вопросы финно-угорского языкознания. Вып. 4. Ижевск: Удмуртия, 1967. – С. 278.

[20] Генинг В.Ф. Этногенез удмуртов по данным археологии // Вопросы финно-угорского языкознания. Вып. 4. Ижевск: Удмуртия, 1967. – С. 273.

[21] Владыкин В.Е. К вопросу об этнических группах удмуртов // Советская этнография. 1970. № 3. – С. 41.

[22] Владыкин В.Е. Мон. О себе и других, о народах и Человеках, и…Ижевск: Удмуртия, 2003. – С. 18.

[23] Чураков В.С. К критике воршудной теории // Финно-угроведение. Йошкар-Ола, 2003. № 2. – С. 3–18; Его же. О внутриэтнических подразделениях удмуртов // История, современное состояние, перспективы развития языков и культур финно-угорских народов. Сыктывкар, 2005. – С. 557–560; Его же. Происхождение названий удмуртских родов // Linguistica Uralica. Tallinn, 2005. T. XLI. № 1. – С. 43–57.

[24] Голдина Р.Д. Проблемы этнической истории пермских народов в эпоху железа (по археологическим материалам) // Проблемы этногенеза удмуртов. Устинов: НИИ при СМ УАССР, 1987. – С. 32.

[25] Иванова М.Г. Удмурты в начале II тысячелетия н. э. // Материалы по истории Удмуртии. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 1995. – С. 49.

[26] Иванова М.Г. Основные этапы этнической истории северных удмуртов // Новые исследования по этногенезу удмуртов. Ижевск: УИИЯЛ УрО АН СССР, 1989. – С. 16.

[27] Иванова М.Г. Основные этапы этнической истории северных удмуртов // Новые исследования по этногенезу удмуртов. Ижевск: УИИЯЛ УрО АН СССР, 1989. – С. 16.

[28] Шутова Н.И. Формирование этнографических групп удмуртов // Новые исследования по этногенезу удмуртов. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 1989. – С. 89.

[29] Белых С.К. К вопросу о формировании единого удмуртского этноса // Российская археология: достижения XX и перспективы XXI вв. Ижевск: Удмуртский университет, 2000. – С. 381.

[30] Белых С.К. К вопросу о формировании единого удмуртского этноса // Российская археология: достижения XX и перспективы XXI вв. Ижевск: Удмуртский университет, 2000. – С. 380.

[31] Волкова Н.Г. Этническая история: содержание понятия // Советская этнография. 1985. № 5. – С. 20.

[32] Семенов Ю.И. Секреты Клио. Сжатое введение в философию истории. М.: МФТИ, 1996. – С. 33.

[33] Чураков В.С. К критике воршудной теории // Финно-угроведение. Йошкар-Ола, 2003. № 2. – С. 3–18; Его же. Происхождение названий удмуртских родов // Linguistica Uralica. Tallinn, 2005. T. XLI. № 1. – С. 43–57.

[34] Чураков В.С. Южные удмурты в X – середине XVI века (проблемы социально-политической истории): Автореф. дис…канд. ист. наук. Ижевск, 2001. – С. 20; Его же. О внутриэтнических подразделениях удмуртов // История, современное состояние, перспективы развития языков и культур финно-угорских народов. Сыктывкар, 2005. – С. 557–560.

[35] Напольских В.В. Протославяне в Нижнем Прикамье в середине I тысячелетия н. э.: данные пермских языков // Христианизация Коми края и ее роль в развитии государственности и культуры. Том. II. Сыктывкар: Коми науч. центр УрО РАН, 1996. – С. 197–206.

[36] Никонов В.А. Введение в топонимику. М.: Наука, 1965. – С. 41.

[37] Афанасьев Г.Е. Этническая территория буртасов во второй половине VIII – начале X в. // Советская этнография. 1984. № 4. – С. 40–41.

[38] Белых С.К., Напольских В.В. Этноним удмурт: исчерпаны ли альтернативы? // Linguistica Uralica. Tallinn, 1994. T. XXX. № 4. – С. 284–285.

[39] Wichmann Y. Die tschuwassischen Lehnwцrter in den permischen Sprachen // Mйmoires de la Sociйtй Fenno-Ougrienne. T. XXI. Helsingfors, 1903. – 171 с.

[40] Коковцев П.К. Еврейско-хазарская переписка в X веке. Л.: Изд-во АН СССР, 1932. – С. 98–99.

[41] Чураков В.С. Южные удмурты в X – середине XVI века (проблемы социально-политической истории): Автореф. дис…канд. ист. наук. Ижевск, 2001. – С. 12.

[42] Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу (1131 – 1153 гг.). М.: Наука, 1971. – С. 31; Чураков В.С. Возвращаясь к известиям Абу Хамида ал-Гарнати о народах Севера // Проблемы экономической и социально-политической истории Удмуртии. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2001. – С. 4–10.

[43] Приселков М.Д. Троицкая летопись: Реконструкция текста. М.: Изд-во АН СССР, 1950. – С. 419; Чураков В.С. Происхождение и состав летописного рассказа о походе вятчан на Арскую землю // Тезисы докладов 5-й Российской университетско-академической научно-практической конференции. Часть 2. Ижевск, 2001. – С. 80–81.

[44] Полное собрание русских летописей. Т. XXV (Московский летописный свод конца XV в.). М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1949. – С. 282.

[45] Напольских В.В. «Бисермины» // О бесермянах. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 1997. – С. 50–54.

[46] Эхмэтжанов М.И. Татар шэжэрэлэре. Казан: Татар. кит. нэшр., 1995. – С. 12; Продолжение древней российской вифлиофики. Т. X. СПб., 1795. – 258–259.

[47] Чураков В.С. Об обстоятельствах появления каринских арских князей на Вятке // Урал – Алтай: через века в будущее. Уфа, 2005. – С. 216–219.

[48] Гришкина М.В. Служилое землевладение арских князей в Удмуртии XVI – первой половины XVIII веков // Проблемы аграрной истории Удмуртии. Ижевск: УИИЯЛ УрО АН СССР, 1988. – С. 35, 37.

[49] Повесть о Стефане, епископе Пермском // Сокровища древнерусской литературы. М., 1982. – С. 166.

[50] Документы по истории Удмуртии XV–XVII веков / Сост. П.Н.Луппов. Ижевск: Удмуртское книжное издательство, 1958. – С. 353–354.

[51] Жеребцов Л.Н. Историко-культурные взаимоотношения коми с соседними народами. М.: Наука, 1982. – С. 42, 98–99.

[52] Максимов С.А. Северноудмуртско-коми ареальные лексико-семантические параллели: Автореф. дис…канд. филол. наук. Ижевск, 1999. – 19 с.

[53] Документы по истории Удмуртии XV–XVII веков / Сост. П.Н.Луппов. Ижевск: Удмуртское книжное издательство, 1958. – 419 с.

[54] Гришкина М.В. Служилое землевладение арских князей в Удмуртии XVI – первой половины XVIII веков // Проблемы аграрной истории Удмуртии. Ижевск: УИИЯЛ УрО АН СССР, 1988. – С. 39.

[55] Эхмэтжанов М.И. Татар шэжэрэлэре. Казан: Татар. кит. нэшр., 1995. – С. 12.

[56] Напольских В.В. Удмуртские материалы Д. Г. Мессершмидта. Ижевск: Удмуртия, 2001. – С. 33, 81.

[57] Хелимский Е.А. Этнонимия сибирских и уральских народов в рукописном наследии Второй Камчатской экспедиции // Hamburger Sibirische und Finnougrische Materialen. Bd 3. Hamburg, 2005. – С. 34



return_links(2); ?>

Подпишись!
Будь в курсе новостей сайта «Удмуртология»
и других удмуртских интернет-проектов


Рассылки Subscribe.Ru Рассылки Yahoo!
Новости удмуртского
национального интернета



Новости удмуртского
национального интернета


return_links(2); ?>

URL данной страницы:
http://www.udmurt.info/library/churakov/kissledov.htm

return_links(); ?>

наш баннер
Udmurtology
каталоги
Rambler's Top100
Находится в каталоге Апорт
AllBest.Ru






WebList.Ru
 
Denis Sacharnych 2002-2009. Положение об использовании материалов сайта